Дитрих бонхёффер: цитаты. Бонхеффер - следуя христу - жизнь в христианском общении

Дитрих БОНХЁФФЕР родился в протестантской семье врача-невропатолога Карла Бонхёффера, в которой был шестым из восьми детей. Окончил гимназию (1923), изучал теологию в университетах Тюбингена и Берлина, ученик либеральных богословов Адольфа фон Гарнака, Рейнгольда Зееберга; значительное влияние на его взгляды оказал теолог Карл Барт. В 1927 защитил дипломную работу, посвящённую философскому и догматическому исследованию фундаментальных категорий церковной социологии.

Пастор

В 1928-1929 - помощник пастора в немецкой евангелической общине в Барселоне (Испания), в 1930-1931 стажировался в Объединенной теологической семинарии (Нью-Йорк). Затем стал пастором в берлинской Ционскирхе и преподавателем систематической теологии в Берлинском университете. В 1933 протестовал против расовой политики нацистов и участвовал вместе с пастором Мартином Нимёллером в создании Исповедующей Церкви, которая выступала против попыток НСДАП подчинить себе лютеранскую церковь посредством создания пронацистской «Евангелической церкви германской нации». С конца 1933 по 1935 жил в Англии. В 1935 вернулся в Германию, стал организатором и руководителем семинарии Исповедующей церкви. В 1936 ему было запрещено преподавать, затем ему также запретили публичные выступления и публикации. В 1937 была закрыта созданная им семинария.

Участник заговора против Гитлера

С 1938 был связан с участниками антинацистского заговора - сотрудниками абвера, наиболее активным из которых был Ханс Остер. В 1939 посетил Лондон, а затем Нью-Йорк, где ему было предложено заняться преподавательской деятельностью. Однако, несмотря на начало Второй мировой войны, отклонил это предложение и вернулся на родину. Так мотивировал свою позицию:«Я должен пережить этот сложный период нашей национальной истории вместе с христианами в Германии. У меня не будет права участвовать в возрождении христианской жизни после войны, если я не разделю с моим народом испытания этого времени».

Муж его сестры Ганс фон Донаньи, участник заговора, в 1941 «завербовал» Бонхёффера в качестве агента абвера, чтобы обеспечить ему возможность поездок за рубеж. В 1942 году Бонхёффер по линии абвера выезжал в Швецию; во время этой миссии передал мирные предложения участников антинацистского Сопротивления, адресованные представителям Великобритании и США. Одновременно продолжал заниматься теологическими исследованиями, работал над книгой «Этика», в которой утверждал, что христианин имеет право участвовать в политическом сопротивлении диктатуре. По его мнению, совершённые во время этой борьбы действия (ложь, убийство и др.), несмотря на высокие мотивы участников Сопротивления, остаются грехами, которые, однако, могут быть прощены Христом. Считал, что попытка убрать Гитлера, даже если бы это означало убийство тирана, была бы по сути делом религиозного послушания; новые методы угнетения со стороны нацистов оправдывают новые способы неповиновения… Если мы утверждаем, что мы христиане, нечего рассуждать о целесообразности. Гитлер - это антихрист.

Используя свою работу в абвере, помог семи евреям бежать в Швейцарию. В апреле 1943 был арестован, обвинён в «подрыве вооружённых сил» и помещён в тюрьму Тегель. В заключении работал над записками, составившими опубликованную посмертно в 1951 книгу «Сопротивление и покорность». После неудачи покушения на Гитлера 20 июля 1944 года был переведён в тюрьму гестапо на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине, в феврале 1945 - в концлагерь Бухенвальд, а в начале апреля переведён во Флоссенбюрг. В этот период он смог сохранить несколько любимых книг - Библию, труды Гёте и Плутарха. В тюрьмах и лагерях сохранял присутствие духа и мужество, не только размышлял над богословскими вопросами, но и писал стихи. 8 апреля смог провести последнее в своей жизни богослужение.

Гибель

9 апреля 1945 казнён через повешение в концлагере Флоссенбюрг (Бавария). Вместе с ним погибли адмирал Канарис и генерал Остер, а также некоторые другие участники заговора. Накануне казни Бонхёффер сказал: «Это конец, но для меня - начало жизни».

Врач концлагеря Флоссенбюрг вспоминал:

Через полуоткрытую дверь помещения барачной постройки… я видел пастора Бонхёффера, опустившегося на колени в сокровенной молитве пред Господом Богом. Самоотверженный и проникновенный характер молитвы этого очень симпатичного человека сильно потряс меня. И на месте самой казни, произнеся краткую молитву, он мужественно взошел по лестнице к виселице… За всю мою почти 50-летнюю врачебную деятельность я не видел человека, умиравшего в большей преданности Богу.

В апреле 1945 были казнены и родственники Бонхёффера, участвовавшие в заговоре - брат Клаус и муж сестры Ганс фон Донаньи, оба юристы по профессии.

«ОН СТАЛ СОБЕСЕДНИКОМ АПОСТОЛА ПАВЛА»

Отец Иоанн, в своём пастырском служении Вы часто обращаетесь к наследию Бонхёффера. Как, на Ваш взгляд, было бы встречено его слово сегодня, будь он нашим современником?
- А он и есть наш современник! Когда-то Лидия Корнеевна Чуковская писала: "В сущности, каждый литератор берётся за перо со скрытой жаждой обрести братьев. Все наши книги - письма к неизвестному другу. И когда друг откликается - тогда, значит, я жива, мы живы".

Бонхёффер писал свои книги кровью своего сердца. Все его книги - это письма к другу, к братьям. Они обладают огромной силой и сами находят своих читателей. За последние три года количество читателей заметно увеличилось.

- С чем это связано?
- С отрезвлением части людей. Надежды на возрождение России не сбылись.

За двадцать перестроечных лет мы угробили и утопили в цинизме половину страны. Ложь проела все сферы жизни. На этом фоне такие люди, как Александр Солженицын, Лидия Чуковская, Дитрих Бонхёффер, Ольга Седакова, священник Георгий Кочетков становятся особенно заметны. Они показывают своей судьбой возможность жизни в согласии с высшей Правдой. Причём обращаются очень лично - от сердца к сердцу.

Бонхёффер радикален в своей верности Христу и Евангелию, не идёт ни на какие компромиссы. Это не значит, что в его жизни совсем не было компромиссов. Конечно, были. Но всё-таки жизнь по Евангелию стала главным принципом Бонхёффера. И этому принципу он оказался верен до смерти.

Сегодня состояние многих людей в нашей стране напоминает тяжёлое похмелье, после которого одни хотят пить дальше, а другие говорят - хватит, хотим уже хоть какой-нибудь, но другой жизни. Мне кажется, что через Бонхёффера до нас доходит прямое и простое слово Христово. Мы истосковались по таким словам.

- Что самое важное в обращении Дитриха Бонхёффера к Вам лично и к церкви Христовой, к сегодняшним христианам?
- Дело в том, что до последнего времени я читал Бонхёффера очень мало, так как было мало переведено. Первая книжка, которая попала мне в руки, называлась "Сопротивление и покорность". Это серьёзная и важная книга. Очень многие вспоминают о ней в первую очередь. Я не могу сказать, что именно она стала для меня самой важной. Мысли Бонхёффера о безрелигиозном христианстве мне уже были известны из книг митрополита Сурожского Антония и протопресвитера Александра Шмемана. А вот где я не могу найти ему равной фигуры, так это в двух книгах об общинной жизни - "Жить вместе" и "Хождение вслед". Они написаны из опыта преподавания в подпольной семинарии в условиях нацизма. Это, пожалуй, самое грандиозное, самое значительное в наследии.

- Почему именно этот опыт?
- Потому что он обладает огромной убедительной силой. Бонхёффер ясно показывает, что Церковь и есть Община, но вход в эту Общину возможен ТОЛЬКО через Иисуса Христа и ТОЛЬКО ради Иисуса Христа.

Помню, я прочитал эту книжку в 2003 году. Она меня задела довольно сильно. Заставила очень многое продумать заново. С той поры книгу "Жить вместе", особенно её первую часть, которая называется "Христианское сообщество", я читал и перечитывал примерно 30 раз. Когда читаешь, всё очень ясно видишь, а когда закрываешь книжку - сразу выпадаешь из этой реальности.

Бонхёффер возвращает наше внимание ко Христу, к христоцентричности. К тому, что в центре христианской жизни может быть только Христос. К тому, что христианская жизнь есть не что иное, как жизнь Христа в нас. Христа, Который является в нас через дар Святого Духа, через Слово Божье. Мне было важно увидеть то, как Бонхёффер ненавязчиво побуждает меня непрерывно соотносить всю свою жизнь со Христом и Евангелием. Подлинность этого процесса для меня проверяется несколькими вещами. Прежде всего, добровольностью этих действий. Я и сам не замечаю, как включаюсь в этот процесс духа и мысли. Во-вторых, нет ощущения "прокрута", холостого хода. Всегда есть ощущение труда, небольшой нагрузки. Как говорил апостол Павел, - внутри нас совершается "дело веры и труд любви".

Далее, Бонхёффер дисциплинирует работу сердца и ума. Он чётко и последовательно приучает к тому, что всякое христианское общение, всякое христианское сообщество оправдывается только тем, насколько оно выявляет присутствие Христа в нашей жизни. Это первый момент.

Второй момент такой: мне кажется, что гениальность Дитриха Бонхёффера ещё и в том, что иногда он становится собеседником апостола Павла. Не толкователем апостола Павла, а тем, кто подхватывает мысль апостола Павла и договаривает её до конца.

- Можно пояснить, о чем здесь идёт речь?
- Все мы знаем такие слова Священного писания, как "есть только один Посредник между Богом и человеком - Господь Иисус Христос". Бонхёффер эту мысль подхватывает и договаривает: "Христос - единственный Посредник не только между мной и Богом, но между мной и братом, между мной и окружающим миром, между мной сегодняшним и мной настоящим". Ведь я не могу прийти к себе настоящему, минуя Христа. Только придя ко Христу, я могу найти свою истинную жизнь, своё истинное призвание. Безусловно, апостол Павел всё это имел в виду, но Бонхёффер это сделал явным для нас, ничуть не искажая ни направленности, ни уровня мысли апостола Павла.

Тема посредничества Христа между разными членами Церкви мне кажется очень важной. Мы об этом часто забываем в нашей церковной и даже в общинно-братской жизни. Пережив благодатный подъём от того, что родилась община, мы успокаиваемся. Нам кажется, что этого уже достаточно. А это не так. Важна постоянная, непрерывная забота о том, чтобы Христос был всегда посреди нас. Когда Бонхёффер ставит так вопрос, он показывает, что реальность общинно-братской жизни - это реальность не статическая, а динамическая.

Другая, очень важная для меня тема Бонхёффера, - христианство - это не идеал, а данная Свыше реальность.

- Вполне себе православная святоотеческая мысль.
- Да. И это не первый случай, когда западный человек помогает нам лучше осознать собственные православные корни. Бонхёффер разводит два понятия - «идеал» и «совершенство». Отводя в сторону разговор об идеальности, он говорит о совершенстве. А совершенство - категория евангельская. Христос говорит в Евангелии: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершенен». Он не говорит: "Будьте идеальны, как Отец ваш Небесный идеален".

Совершенство - это не только воля Небесного Отца, но и Дух Святой, вложенный в наше сердце, как дар. В таинстве Просвещения в нас проникает Дух Святой - Источник нашего совершенства. Таким образом, совершенство уже находится внутри наших сердец. Мы его уже получили. Наша задача лишь в том, чтобы всё время углублять и расширять границы его действия. Совершенная жизнь Духа Святого, совершенная жизнь Иисуса Христа передаётся нам даром. Становится нашим достоянием.

Практическое значение этой мысли в том, чтобы правильно выбрать точку приложения наших сил. Христианская жизнь совершается не человеческими силами, не перенапряжением наших естественных сил, даже не Божьей помощью. Христианская жизнь совершается в нас Духом Святым, Самим Христом, действующими изнутри нас. От нас же требуется огромная активность духа, огромный запрос на то, чтобы жизнь Христа становилась моей жизнью, чтобы Его победа над злом и смертью становилась моей победой над злом и смертью.

То есть именно в поддержании духовной пассионарности будет исполнение воли Божьей? В этом будет послушание Отцу?
- Да, так может проявиться совершенное послушание. Здесь, кстати, есть разница с ветхозаветным опытом послушания. Совершенство богочеловеческой природы явлено нам в Иисусе Христе, а Иисус Христос находится внутри нас. Поэтому мы можем молить Небесного Отца о том, чтобы Христово присутствие в нас усиливалось, укрепляло свои позиции. Совершенное послушание Небесному Отцу, явленное во Христе, становится и моим совершенным послушанием Небесному Отцу в меру моей причастности Христу. Христос грядёт в мою жизнь из глубины. Постепенно охватывает мою жизнь и передает мне Своё совершенное послушание.

Следование за Христом - отдельная тема Дитриха Бонхёффера. Если можно так выразиться - он даёт определенные рекомендации, как это делать. У Вас не было ощущения того, что планка слишком высока? Прошло 50 лет, и вот нынешнему человеку уже невероятно сложно отказаться от всего, от себя, чтобы взять крест.
- Когда мы говорим о необходимости взятия креста, то часто делаем акцент на том, что надо что-то оставить, кого-то возненавидеть, совершить над собой какой-то героический акт насилия... А Бонхёффер всё время переводит наш взгляд на Христа. Чтобы идти за Христом, надо от чего-то отказаться, но акценты можно расставлять по-разному. Дело не в том, что я оставлю, а в том, пойду ли я за Христом? Мне кажется, что внутренняя логика следования за Христом должна сама подсказывать, что и когда нужно оставлять. В любом случае это задача положительная, а не отрицательная.

- Положительную задачу иногда сложнее воспринять.
- Бонхёффер всё время ставит положительную задачу, всё время возвращает наше внимание ко Христу.

В течение многих лет я проповедую на темы следования за Христом, взятия креста, и всё время моё внимание съезжает на то, что надо что-то оставить, в какую-то бездну прыгнуть. Часто получается, что мы проповедуем не Христа, а какие-то трудности следования за Христом, бездны, через которые нужно прыгать по пути этого следования.

В какой-то мере это правда. В следовании за Христом иногда приходится прыгать через бездны, иногда приходится идти по ровной дороге, иногда надо идти по воде, иногда надо идти по воздуху. Но всё-таки человек, идущий за Христом, не может уделять столько внимания тому, по какой дороге он идёт. Это всё попутно выясняется. Сам путник может этого не видеть, зато могут видеть другие люди. Если христианин будет много думать о трудностях, то он может и потерять из виду Христа.

- Какие ещё темы в творчестве Бонхёффера кажутся Вам особенно важными?
- Есть тема, едва намеченная в книге «Жить вместе»: христианскому сообществу никто не обещал, что оно всегда будет жить вместе.

Общинная жизнь - это некоторое чудо. Время от времени Господь берёт Свои общины, преломляет их и разбрасывает Своих людей в разные стороны. Христиане летят в разные земли, как зёрна. Важный вопрос - вызрели ли эти зёрна? Несут ли они в себе Христову жизнь? Способны ли они породить на новой земле церковные общины и братства?

Последнее, что меня поразило, касается Псалтыри. Дело в том, что в течение многих лет жизни я читал Псалтирь на русском языке и всё время не мог ответить себе на вопрос, какое отношение это всё имеет ко мне, к кому относятся все эти проклятия, благословения и так далее. И ответ за меня высказал Бонхёффер. Он честно сказал: никакого отношения ко мне и к моей жизни это не имеет. Псалтирь - это молитвы Иисуса Христа. Христос, пребывая в недрах Своего праотца Давида, молится Небесному Отцу. Это Его молитва о Себе и о нас. А нам дозволено к Его молитве приобщиться, Он нас в Свою молитву берёт. Это центральное положение Христа в Псалтири, библейском молитвеннике, было для меня полной неожиданностью.

О. Иоанн, что на Ваш взгляд, в слове Бонхёффера на сегодняшний день наименее усвоено? Что Христос говорит нам через него и чего мы не слышим?
- Я думаю, мы не слышим того, что Христос - это единственная настоящая реальность. Во Христе мы видим истинного Бога, истинного человека и истинный мир. Всё остальное призрачно. Не в том смысле, что вне Христа ничего нет, а в том, что жизнь вне Христа - полужизнь, полусон.

- Если бы Вам довелось встретиться с пастором Дитрихом Бонхёффером, что бы Вы ему сказали или о чём спросили?
- Думаю, что в какой-то степени я с ним уже встретился. Надеюсь, что однажды мы с ним увидимся лицом к лицу. Наверное, я его поблагодарю и попрошу разрешения постоять рядом.

Ольга Седакова: ДИТРИХ БОНХЁФФЕР ДЛЯ НАС
1
Дитрих Бонхёффер - один из самых значительных и широко обсуждаемых протестантских теологов ХХ века, пастор, участник антигитлеровского сопротивления, был казнен 9 апреля 1945 года, за месяц до капитуляции нацистской Германии. Два последние года жизни он провел в заключении, откуда и писал друзьям и родным свои письма, которые теперь переводятся на множество языков и обсуждаются по всему миру. Выбор исповеднического пути следует из самой богословской мысли Бонхёффера; с другой стороны, такой опыт и питает его “новое богословие”.

Дитрих Бонхёффер родился 4 февраля 1906 года в Бреслау (ныне Вроцлав) в семье профессора Карла Бонхёффера, известного психиатра. Он был шестым ребенком в семье, после него родилось еще двое. По материнской линии семья была связана с известными живописцами фон Калькройтами (смерти одного из графов фон Калькройт посвящен великий “Реквием” Р. М. Рильке). Семейное предание хранило память о какой-то отдаленной связи с Гете. Музыка (в письмах из тюрьмы Бонхёффер приводит по памяти нотные цитаты из Бетховена и Шютца), литература, живопись, естественные науки - всем этим богатым составом своей душевной жизни Бонхёффер обязан домашнему наследству. Его близкие друзья выросли в той же атмосфере. Творческая гуманитарная культура была для них пространством общения не меньше, чем собственно богословские темы. Культивированная человечность естественно принимает форму классической дружбы. О христианской ценности дружбы - и о христианской ценности свободной культуры - Бонхёффер не перестает размышлять в тюрьме: “У брака, труда, государства и Церкви имеются конкретные божественные мандаты, а как обстоят дела с культурой и образованием?.. Они относятся не к сфере повиновения, а к области свободы… Тот, кто пребывает в неведении относительно этой области свободы, может быть хорошим отцом, гражданином и тружеником, пожалуй, также и христианином, но будет ли он при этом полноценным человеком (а тем самым и христианином в полном объеме этого понятия), сомнительно. … Может быть, как мне сегодня кажется, именно понятие Церкви дает возможность прийти к осознанию сферы свободы (искусство, образование, дружба, игра)?”.

Бонхёффер дорожил семейной традицией и даже задумывал (в тюрьме) написать нечто вроде “реабилитации бюргерства с позиции христианства”. Он хотел воздать должное сословию “граждан”, “горожан”, людей профессиональной, семейной и нравственной чести, сословию, преданному культуре, верящему в силу разума и классического гуманистического воспитания (характерно, что в заключении Бонхёффер не расставался с “Жизнеописаниями” Плутарха), уважающему в человеке талант, труд и личную самостоятельность, видящему личную жизнь в перспективе гражданского служения и исторической ответственности. У нас этот образ бюргерства (заслоненный гораздо более известным образом “буржуа”, хищного парвеню в духе бальзаковских героев) знаком разве что читателям немецкой прозы позапрошлого века - или тем, кто представляет, в какой мере такие фигуры, как Гете (чей томик, вместе с Библией, сопровождал Бонхёффера до дня казни) или Альберт Швейцер, - сыновья своего сословия. Бонхёффер видел, что дорогое ему бюргерство уже уходит, как принято говорить, с исторической сцены (как прежде него ушла аристократия) вместе со своим золотым веком - девятнадцатым, который Бонхёффер тоже хотел “реабилитировать”. С. С. Аверинцев (а его можно назвать в каком-то смысле наследником этого духа европейского бюргерства, так же как всю российскую “профессорскую” среду, о которой вспоминают выросшие в ней Андрей Белый, Цветаева:

Ваша - сутью и статью
И почтеньем к уму, -

Пастернак и которую у нас до сих пор как-то не отличили от “русской интеллигенции” вообще, явления другого характера) назвал современное “массовое общество” капитализмом без бюргерства, иначе говоря, без ведущего культурного сословия.

Однако нет ничего нелепее, чем представить Бонхёффера консерватором, ностальгирующим по утраченным устоям или “корням”. Бонхёффер принимает новые времена (радикальную новизну которых он чувствовал так сильно именно благодаря своей наследственной укорененности в истории) с их “беспочвенностью”, “безрелигиозностью”, “бунтом посредственности” и другими пугающими чертами как новую эпоху мировой истории, которую он всегда понимал не иначе как историю священную, то есть раскрытие воли Божией, своего рода развернутый во времени Апокалипсис (естественно, с акцентом на откровении, а не на “конце света” как финальной катастрофе, как это привыкло понимать сектантское сознание). Ту же идею “родной истории”, развертывающейся как Откровение и начатой Рождеством Христовым, мы встречаем у Пастернака (в романе “Доктор Живаго” ее развивает дядя героя, философ Веденяпин). В этой эпохе “взрослого человечества” он видит новую задачу для христианства и новую историческую эпоху Церкви.

Не будем здесь обсуждать, можно ли нынешнее состояние человечества в самом деле понимать как “взрослое” и “безрелигиозное” в бонхёфферовском смысле. Сам Бонхёффер с удивлением наблюдал в тюрьме, сколько “религиозности” в его товарищах по несчастью, сколько вполне архаичной веры в магию и вмешательство потусторонних сил по принципу Deus ex machina. Вероятно, тезис об имманентной религиозности человека, с которым спорил Бонхёффер, все-таки справедлив: “религиозность” принадлежит не “детству человечества”, а человеку вообще - как существу, в саму природу которого входят интуиция “другого мира” и насущная потребность связи с ним. Вопрос только в том, какого рода связь в каждом случае предполагается - и в каком отношении эта природная религиозность состоит с христианской верой. По разнообразным движениям современности типа New Age мы видим, что “религиозность” отнюдь не покидает человека и в век высоких технологий и как будто торжествующего материализма; она только принимает все более примитивные и вырожденные формы, лишенные древней поэзии и глубокой символики, известной традиционным религиям. Но еще существеннее, чем то, что эти новые формы “религиозности” в культурном отношении обычно порождают только вопиющий китч, эстетический и интеллектуальный, нечто другое. И это другое как раз объясняет их культурную бездарность. Дело в том, что из этих форм “религиозности” полностью уходит практика благодарения, жертвы, служения, без которых непредставимы все древние религии - и непредставима творческая культура. Уходит по существу и богословие как труд особого (молитвенного, созерцательного) узнавания о божественном, умственного приобщения к нему. В том “сверхъестественном”, с которым имеет дело новейшая “религиозность”, созерцать и познавать нечего, важно другое: как эффективно с ним обходиться. Эта “религиозность” сводится в конце концов к самому грубому утилитиризму, к откровенному желанию пользоваться “сверхъестественным” (иногда еще и к поискам магических и паранаучных техник для овладения его “силой”), а не любить его и служить ему. В этом смысле мы можем понять Бонхёффера, когда он говорит, что позиция “взрослого”, “безрелигиозного” человека благороднее и по существу ближе христианству. В этом смысле он говорит о том, что Христос освобождает человека от “религиозности”: от рабского, низкого и лукавого отношения с неведомым “иным миром”, с некоей непроясняемой Силой и Властью, от поиска земного благополучия любыми средствами. Вообще говоря, от идолопоклонства - то есть от того, что представлено как самый гнусный грех человека уже в Ветхом Завете (первая из Десяти Заповедей) и тем более - в Новом. За отказ совершить этот грех и проливалась кровь мучеников первых веков христианства. Бонхёффер в конце концов отдал жизнь за это же: за отказ от поклонения идолу “высшей германской расы” и его Вождю, которое требовалось от каждого лояльного гражданина Рейха. Никто, как обычно, и не требовал, чтобы жертва идолу (“божественному” императору - то есть государству, воплощенному в его персоне, как в Риме, или же “чистоте расы” и божественному Вождю - то есть опять же обожествленному государству, на этот раз национальному, а не имперскому, как в Германии, или же Партии, которой советский гражданин должен был быть “беззаветно предан”), чтобы эта жертва приносилась искренне, от всей души: достаточно было соблюсти внешние приличия, “формальные условности”. Но не сделать этого, то есть не согрешить идолопоклонством или не вступить в обоюдовыгодный сговор со злом и ложью, и значило для Бонхёффера спасти душу. О другом, потустороннем, спасении души он не думал.

Вновь вспомню С. С. Аверинцева. Комментируя последнюю фразу из Первого Соборного Послания апостола Иоанна: “Чадца, храните себе от треб идольских” - “Деточки, берегитесь служения идолам!” (1 Ин 5:21), Аверинцев спрашивал: почему именно таким увещеванием кончается это великое послание? Да потому, отвечал он, что всякий идол требует человеческих жертвоприношений. Тот, кто поклоняется идолу, приносит ему в жертву кровь других, неповинных людей. Дело не в том, что мы, принеся жертву идолу, от этого станем хуже (привычное индивидуалистское понимание греха и осквернения), а в том, что, делая это, мы выдаем кого-то другого: кто-то другой заплатит жизнью за наше малодушие. Это духовный закон, подобный физическому закону сохранения энергии. Иногда такое человеческое жертвоприношение идолу происходит косвенно и скрыто, так что идущий на компромисс не видит до поры (как гимназист в “Фальшивом купоне” Льва Толстого) или вообще никогда при своей жизни не увидит его последствий в судьбах других. Но в такие эпохи, как германский нацизм или сталинский “Большой террор”, принесение миллионов в жертву идолам совершается с полной наглядностью. Вот на это и не соглашается христианская совесть Бонхёффера. “К делу и со-страданию (разделению страдания) призывает христианина не столько собственный горький опыт, сколько мытарства братьев, за которых страдал Христос”. “Приобретение частицы сердечной широты Христа”, “жизнь для других” - движущий мотив его поступков и его мысли. Благородство христиан, “царского священства” - одна из его постоянных тем. Возрождение благородства, возрождение “качества” - одна из тех новых задач Церкви, которые Бонхёффер видит в наступившей эпохе. Душу спасают, спасая ее свободу и благородство. Принося в жертву правду и достоинство, спасают что-то другое: спасают свою шкуру, как ярко изображает это русский язык. Жуткий образ существования в пустых “спасенных шкурах” - вот путь тех, кто избрал историческую безответственность, настоящих “жертв истории”, как назвал их И. Бродский в своей Нобелевской речи.

Вернемся к биографии Бонхёффера. Сразу же после окончания гимназии избрав теологию, Бонхёффер получает прекрасное богословское образование в Германии и Риме, в 23 года становится доктором теологии и еще через год - пастором. После нескольких лет, проведенных в Испании, Англии и Америке, он преподает систематическую теологию в Берлинском университете (вплоть до запрещения в 1936 году), пишет и публикует целый ряд богословских трудов (на русский язык переведен один из них, “Nachfolge”, 1934, - “Хождение вслед”, которое можно перевести также “Идти за Ним”: название книги основано на евангельских словах: “Оставь все и иди за Мной”). Центральной его темой, вероятно, остаются церковь как общение святых (“Sanctorum Communio” из Апостольского Символа Веры, тема его первого, еще дипломного сочинения) и ее связь с ветхозаветной верой (“Молитвослов Библии” - “Das Gebetbuch der Bibel”, 1940).

Годы после прихода к власти национал-социализма придали этим темам особую остроту. Евангелическая церковь Германии оказалась в беспрецедентном положении. Отношения Церкви и земной власти (государства) в историческом христианстве изначально не мыслились как борьба - по известному евангельскому завету: “Богу Богово, а кесарю кесарево” (речь, как мы помним, шла об уплате налогов), - по апостольскому учению о том, что “всякая власть от Бога”, и в соответствии с постоянными увещеваниями апостолов хранить гражданскую лояльность, поскольку государство оправдано тем, что его назначение - защищать добрых людей от злодеев. Но что делать в том случае, когда власть сама прямо утверждает, что она против Бога, и требует отдавать ей вовсе не кесарево, а Богово, и при этом защищает никак не добрых людей от злодеев, а саму себя и собственное право на любое злодейство от своих подданых (как это делала коммунистическая власть у нас)? Или если она не говорит, что она против Бога вообще, но требует всего лишь, чтобы Бог был другим: скажем, германским? Это предложение было принято “коричневым” внутрицерковным движением “немецких христиан”. Победив на церковных выборах 1933 года, это движение провозгласило себя “Евангелической Церковью германской нации”, которая откроет миру “германского Христа деиудаизированной Церкви”. “Деиудаизация” отнюдь не сводилась к “арийскому параграфу”. Она означала принятие особой, определенно антихристианской мифологии, в которой и Декалог, и Заповеди блаженства, и все евангельские смыслы были абсолютно неуместны. От христианской Церкви (пускай даже исключительно “германской нации”) требовалось одобрение государственного культа силы и насилия, ненависти и беспощадности к другим, самопревозношения и презрения к законности, воли к власти в планетарном масштабе, полного душевного и умственного закабаления подчиненных, “истинных немцев”, “настоящих патриотов”. “Верить, слушаться, побеждать” - вот чего хотел от человека этот невиданный вплоть до ХХ века Кесарь. Нужно ли говорить, что теперь, когда мы слышим о “русском Христе”, нам предлагается очень похожая, хотя и не во всех чертах совпадающая с “нордической”, но от этого не менее антихристианская мифология? То, что Бонхёффер называет “религиозностью”, вполне может примириться с инъекцией такого мифа в его скромное благочестие, но то, что Бонхёффер противопоставляет “религиозности”, - вера, иначе: жизнь по “правде Божией”, жизнь “пересотворенного человека”, никогда этого не примет.

Направление, взятое Генеральным Синодом, вызвало решительное сопротивление некоторых - лучших - теологов и пасторов, объединившихся в 1934 году в “правомочную Германскую евангелическую Церковь”, вошедшую в историю под именем “Исповедующей Церкви”. Спор понимался не просто как политический и нравственный, но как богословский, доктринальный (Карл Барт). С этим движением с самого начала был связан Д. Бонхёффер. С этого времени вплоть до ареста весной 1943 года он активно участвует в церковном сопротивлении, все глубже уходящем в подполье и все вернее ведущем к неизбежной развязке. “Мы вовсе не рисуем смерть в героических тонах, для этого слишком значительна и дорога нам жизнь”, - думает об этой развязке (до которой оставалось два года) Бонхёффер. И заключает: “Не внешние обстоятельства, а мы сами сделаем из смерти то, чем она может быть, - смерть по добровольному согласию”. О мотивах его выбора - сострадании и исторической ответственности - мы уже говорили.

Опыт жизни в условиях нового режима и то, что этот режим делает с человеческой личностью, Бонхёффер описал в небольшом тексте, написанном для друзей к Рождеству 1943 года, - “Десять лет спустя”. Этот очерк, я думаю, - одно из самых значительных свидетельств прошлого века. Оно написано участником событий, - но участником, у которого есть удивительная возможность увидеть все точнее, чем это получится у будущих историков и аналитиков, поскольку он много больше их заинтересован в правде. Особенно важным это свидетельство должно было бы стать для нас. Когда в позднее советское время (не меньше, чем шестьдесят, а то и семьдесят “лет спустя”) я читала этот изумительный бонхёфферовский анализ разложения социума и человека (чего стоит главка “Глупость”, открывающая не интеллектуальный, а нравственный и политический характер этой повальной глупости подрежимного населения!), я не могла не подумать: всё про нас! И до сих пор мне горько, что в нашей стране никто не попытался сделать подобного усилия понять происходящее в его самом общем и самом глубоком, не социальном, а духовном и человеческом измерении. Без такого понимания, как мы уже вполне убедились, выйти из этого состояния и отдельный человек, и социум не могут. Кстати, о выходе. И сейчас, читая последнюю главку, “Нужны ли мы еще?”, я думаю: это про нас и для нас:

“Мы были немыми свидетелями злых дел, мы прошли огонь и воду, изучили эзопов язык и освоили искусство притворяться, наш собственный опыт сделал нас недоверчивыми к людям, и мы много раз лишали их правды и свободного слова, мы сломлены невыносимыми конфликтами, а может быть, просто стали циниками - нужны ли мы еще? Не гении, не циники, не человеконенавистники, не рафинированные комбинаторы понадобятся нам, а простые, безыскусные, прямые люди”.

Эти слова, я думаю, обладают в нашей нынешней ситуации актуальностью листовки. Необходимость настоящей простоты, - не той, что хуже воровства, - простоты цельного существа, наделенного способностью различать дурное и хорошее и делать для себя недвусмысленный выбор.

Именно в силу насущности опыта Бонхёффера для нас я, не будучи ни в малейшей мере знатоком его творчества и тем более - протестантской теологии ХХ века, приняла приглашение говорить об этом на Международном Бонхёфферовском Конгрессе, который в июле этого года состоялся в Праге. Текст моего доклада публикуется ниже.
2
Двадцатый век, который вспоминают чем угодно, но только не этим, был великим веком христианства. Он был веком исповедников; в их опыте он стал, можно сказать, епифанией христианства, явлением того, что в христианстве христианское (не гностическое, не стоическое, не укрощенно и преобразованно языческое, не неосознанно ветхозаветное, не обыденно ритуальное, не клерикальное). Их свидетельства хранят для нас след этого опыта: опыта встречи с чем-то абсолютно новым и небывалым. “В дошедших до нас словах и обряде (здесь имеется в виду обряд крещения. - О. С.) мы угадываем нечто абсолютно новое, все преображающее…” Свидетели этого опыта, принадлежащие разным христианским конфессиям (а также остающиеся за пределами церковного христианства, как Симона Вейль), говорят о переживании того, чего с такой силой не чувствовали, вероятно, с катакомбных времен: о явлении христианства как невероятной новизны, рядом с которой все прочее выглядит безнадежно ветхим, о явлении его как начала, как будущего. О явлении христианства как дара жизни, рядом с которым все прочее кажется мертвенным, умирающим, умерщвляющим. О том, чем Любимый Ученик начинает свое Евангелие и Первое Послание: “о Слове Жизни: и Жизнь явилась, и мы видим и свидетельствуем…” (1 Ин 1:1-4).

В выступлении по поводу тысячелетия Крещения Руси (а это и было начало официальной реабилитации православия в Советском Союзе) С. С. Аверинцев говорил - от лица тех, кто обратился к вере во времена воинствующего атеизма: “Мы увидели христианство не как одну из религий, не как нравственную систему, путь к личной праведности, не как “святую традицию”, “веру отцов”, не как множество других вещей, которые привычно связывают с жизнечувствием церковного человека, - мы увидели его просто как жизнь; никакой другой жизни вокруг не было. Слова Христа: “Я же пришел, чтобы имели жизнь, и имели с избытком” (Ин 10:10), - мы слышали не как обещание, а как прямую констатацию факта”. Аверинцев, великий историк культуры, закончил эту речь трезвым предупреждением: “И это время пройдет. Времена эсхатологического приближения сменяются другими. Но будем помнить, что мы это знали тверже, чем что-нибудь: что христианство - это жизнь. И тогда, когда о христианстве будут вновь думать иначе, мы этого не забудем”.

Он угадал. Можно сказать, что теперь в России - в целом - о христианстве, о православии, о церкви думают иначе. Но мы помним: нам все это являлось как жизнь. И потому нам так ясен Бонхёффер.

Речь шла не о той “вечной жизни”, под которой привычно понимают некую “вторую, иную жизнь” (потустороннюю, посмертную или же “внутреннюю”), а о жизни здесь и сейчас, об избавлении от смерти, которая действует здесь и сейчас (а не о той, которая ждет нас где-то в конце земных дней). “Ни в чем другом жизни не было”, - сказал Аверинцев о поздних советских годах. “Все доступные альтернативы современности представлялись (нам) равно невыносимыми, чуждыми жизни, бессмысленными”, - пишет Бонхёффер в 1943 году о мире другого торжествующего тоталитаризма. Итак, не “жизнь после жизни”, не “праведная жизнь”, - а просто и единственно: жизнь. Воздух. Пространство. В другом нечем дышать. Другое - теснота. Ср. у Бонхёффера: “Вера же есть нечто целостное, жизненный акт. Иисус призывает не к новой религии, а к жизни”. И - к жизни в этом мире, каким он стал “спустя десять лет” (в Германии, а в России - спустя все семьдесят) после прихода к власти нечеловеческого зла, как будто спущенного с цепи.

Невыносимость “мира” и “мирского” - не новость для христианской души разных эпох. Взыскательные и взысканные души всегда это знали. Освенцимы и ГУЛАГи для такого знания избыточны. Любить правду Божию и одновременно принимать (или даже извинять) порядки “мира сего” невозможно. Но привычное решение здесь известно - это религиозное отречение, уход от мира (в разных формах, в том числе во “внутреннюю жизнь”). И прежде всего - уход от самого мирского в мире: от социальности, от участия в политической жизни, понятой как игра мирских страстей, поле действия “князя мира сего”. Но это значит: уход от истории - или, точнее, противостояние ее ходу. Преимущественно сдерживающая, охраняющая позиция Церкви веками представлялась совершенно естественной, - но ведь это христианство некогда пустило в ход все движение эпохи, которая именуется “нашей эрой” и ведет счет “от Рождества Христова”.

В катастрофах ХХ века с необычайной ясностью вспоминается другое: христианство не уводит из мира, а приводит в мир. “То, что не от мира сего, стремится в Евангелии стать чем-то для этого мира; и я понимаю это не в антропоцентрическом смысле либеральной, мистической, пиетистской, этической теологии, но в библейском смысле, явленном в сотворении мира и боговоплощении, в крестной смерти и воскресении Иисуса Христа”.

Речь идет “просто” о жизни (а не о специальном “религиозном” роде жизни), - но это значит, о всей жизни, а не только о ее “религиозном участке”: о жизни в науке и творчестве, в браке и дружбе, о жизни внешней и внутренней, интеллектуальной и гражданской, интимной и публичной; о жизни, как говорит Бонхёффер, не только в слабости и неведении (когда обыкновенно и вспоминают о Боге), но и в силе и в знании; не только за пределами разума, но внутри его самой напряженной работы; не только на краях жизни, но в самом ее центре.

К этому открытию “просто жизни” Бонхёффер добавляет еще одно важнейшее прояснение. Речь идет к тому же “просто” о человеке (а не о человеке набожном, праведном и т. п.): “Христос творит в нас не какой-то тип человека, но просто человека”. “Просто человека”, человека вполне одушевленного и живого, в нас в наличии нет. Его требуется творить. И когда это в действительности творится, возникает нечто необычайное: то, что и можно назвать человеком. И это, как в случае с “просто жизнью”, предполагает: речь идет обо всем человеке.

Так в советские годы мы имели возможность видеть, как верующие люди выглядели среди окружающих, - в точности оправдывая древние слова: словно ожившие люди среди статуй. Они отличались от других не тогда, когда соблюдали молитвенное правило и посты и посещали богослужения (этого другие, как правило, и не видели, это делалось часто тайком и от домашних): они отличались в каждом своем движении и взгляде. Они были совсем живыми. У них была другая мера вещей. Они были свободней - и потому несравненно умнее других: их не захватывала та эпидемическая глупость, которую замечательно анализировал Бонхёффер. В них не было тысячи предвзятостей и страхов, определявших существование других (в точности наоборот привычному: ведь именно “религиозные” люди для человека живого ума, типа Гете, представлялись - и, увы, справедливо - самим воплощением предвзятости, неполной искренности и узости). Наконец, в них была сила. Тысячелетие размышляя и напоминая человеку о его немощи и бренности, христианская культура слишком редко вспоминала о христианстве как о силе. Об этом напомнили времена испытаний. Системы, подобные сталинской или гитлеровской, овладевали человеком не через его злобу, а через его слабость. Через его слабость овладевает человеком и новая анонимная власть - власть цивилизации, которую называют потребительской. “Христос делает людей не только “добрыми”, но и сильными”, - говорит Бонхёффер.

Со всей простотой явилась и еще одна из “первых вещей” христианства: свобода. Христос, приходящий, по слову Пророков, “освободить пленников от оков и вывести заключенных из темниц”, как это всегда пелось в рождественских песнопениях - но привычно понималось в спиритуализованном смысле: ведь и окружающая жизнь только в переносном, “духовном” смысле могла быть увидена как тюрьма. Но здесь тюрьма была совсем вещественной, и освобождение требовалось не метафорическое. Свобода переживалась в своей изначальной связи с душой (а в библейском языке душа значит жизнь) и спасением. Думая о собственной жизни и призвании, Бонхёффер не раз вспоминает удивительные слова пророка Иеремии: “Ты просишь себе великого: не проси; ибо вот, Я наведу бедствие на всякую плоть, говорит Господь, а тебе вместо добычи оставлю душу твою во всех местах, куда ни пойдешь” (Иер 45:4-5). Спасение свободной души (жизни), сохранение сердца (“Храни сердце свое пуще всего, ибо из него исходит жизнь” [Притч 4:23]) - в этом единственно он видит духовное задание своего поколения. Так, я думаю, могли бы сказать о своей жизни и те, кто отказывался от сговора со злом в Советской России. Такого рода спасение души часто стоило жизни и всегда - социального благополучия. Другие, великие дела, когда прозвучит “новый язык, возможно вообще нерелигиозный, но он будет обладать освобождающей и спасительной силой, как язык Иисуса… язык новой праведности и новой истины”, Бонхёффер оставляет будущим поколениям.

Все эти вещи в их радикальной новизне, в их преображенности Христом - жизнь, человек, свобода, сила, ум, благородство, история, гражданство - были заслонены в христианской истории совсем другими темами размышлений и практик. Нелепо отрицать их глубину, значительность и богатство, но во времена испытаний не это было “единым на потребу”. Замечательно отталкивание Бонхёффера от анализа “психических глубин”, “тайников души” человека, от интроспекции. Он замечает: ““Сердце” в библейском понимании - это не “глубина души”, а весь человек, такой, каким он стоит перед Богом”. В этом непсихологическом, - в его словах, “мирском”, - повороте хочет он осмыслить важнейшие категории христианства: грех, покаяние, обращение, аскезу. Для “новой простоты”, простоты прямодушного и цельного желания “идти вслед”, человеку требуется не разбираться в себе, а забыть о себе начисто, говорит Бонхёффер. Как и вообще это требуется для исполнения любого дела, хотя бы мытья посуды.

Чтобы такая первая простота христианства открылась, должно было случиться многое. Должна была произойти историческая катастрофа. Христианская традиция была изъята из “порядка вещей”, которому она, по всей видимости, принадлежала в Европе полтора тысячелетия - так, что это внушало мысль о “христианских корнях Европы”, надежных, прочных корнях, о бесперебойном наследовании веры от отцов к детям. И вот полтора тысячелетия благополучного существования церквей в “христианском мире”, в среде “христианских народов” и “христианских государств”, подошли к концу, и конец оказался скандален. Впервые после крещения народов Церковь оказалась гонимой на собственной “канонической территории” (в России). В роли гонителей выступали “свои”, наследники той же традиции. Массовость и жестокость этих гонений превосходила римские времена. По предварительным подсчетам (данные Комиссии по канонизации российских новомучеников), число уничтоженных в СССР по религиозным статьям с 1918 по 1939 год составило около миллиона человек. Во много раз превосходящее число людей прямо или косвенно участвовало на стороне гонителей.

Бонхёффер, как позднее папа Иоанн Павел II, как многие гонимые священники и епископы Русской Православной Церкви (сошлюсь хотя бы на о. Сергия Савельева), как Вселенский Патриарх Афинагор, хотел видеть ответственность самой церкви за все происшедшее. В конечном анализе он видел ее в том, что “церковь, боровшаяся только за свое самосохранение (как будто она и есть самоцель), не в состоянии быть носительницей исцеляющего и спасительного слова для людей и мира”. Таков же диагноз и названных выше свидетелей ХХ века.

Но гонимой могла быть не только церковь как институция и вера как принадлежность церковной традиции (как это было в коммунистической России). Гонению подвергалось собственно христианское - и там, где отношения мирской власти и местной церкви складывались не как борьба на истребление, а как компромисс или конкорданс (как это было в Германии). Устои человечного и обжитого мира, его этические и рациональные основания рушились перед глазами очевидцев. Описание различий “прежнего”, человечного мира, где, словами Пастернака, “любить было легче, чем ненавидеть”, и мира нового, “чрезвычайного”, в котором господствует откровенное Зло, а насилие, предательство, ложь, всеобщее недоверие друг другу и подозрительность (своего рода презумпция виновности, - характерное свойство социальных парий, по наблюдению Бонхёффера) вошли в порядок вещей, удивительно совпадает у Бонхёффера и Пастернака. Оба они знали два этих мира на опыте: в первом они выросли и сложились и навсегда несли его в себе, - но действовать они были призваны во втором. Для тех, кто родился в Германии и России позже них, “прежний мир” мог быть известен только из преданий - и к тому же запретных (официальный миф “прошлого” был совсем иным). Обозревая неисчислимые потери, беспочвенность, бесчеловечность, “безрелигиозность” нового мира, Бонхёффер не призывает к “укоренению”, а в каком-то смысле благословляет эти времена: “Я могу сказать, что не хотел бы жить ни в какое другое время”. Почему? “Еще никогда мы не чувствовали гневного Бога так близко, и это благо”, - пишет он в ноябре 1943 года; в мае 1944: “Яснее, чем в какие-либо другие времена, мы познаем, что мир - в гневных и милостивых руках Божиих”. Слова Псалмов и Пророков приходят ему на память в связи с происходящим как самые точные описания злободневности. Стихи о гневе и разрушении, за которым следуют примирение и утешение. Он чувствует себя внутри Священной Истории (ведь это и значит - “быть в руках Божиих”). Это катастрофическое настоящее было полно будущим. “Ведь небиблейское понятие “смысл” есть лишь перевод того, что Библия называет “обетованием””.

Я вспоминала пока рядом с Бонхёффером только два русских имени - С. Аверинцева и Б. Пастернака. Но существует много документов времен гонений (писем, воспоминаний, дневников), где мы встретим близкие Бонхёфферу размышления и прозрения православных исповедников, клириков и мирян. Этот опыт у нас еще не собран и не обдуман.

И вот мы, - во всяком случае, хронологически, - в том времени, которое для Бонхёффера - и для наших мучеников - было будущим. Православие в России решительно входит в порядок жизни (восстанавливая то положение вещей, о конце которого мы уже говорили). Принимает ли оно наследство катастрофического, эсхатологического христианского века? Звучит ли ожидаемый ими “язык новой праведности и новой истины”? Или этот опыт действителен только на своем месте, там, где мир рушится и человек видит лицом к лицу вещи такими, как они есть? И может спросить, как Бонхёффер: “Нужны ли мы еще?” И ответить, как он: “Достанет ли нам внутренних сил для противодействия тому, что нам навязывают, останемся ли мы беспощадно откровенными в отношении самих себя - вот от чего зависит, найдем ли мы снова путь к простоте и прямодушию”.

Что же нам навязывают, можно спросить? То, что всегда: мир с “обычностью”, с “необходимостью”, с “ничего не поделаешь!” - с покорностью смерти, одним словом: смерти в форме непростоты и криводушия. Но другого - кроме простого и прямого - пути к тому, чтобы стать “человеком, которого творит в нас Христос”, нет. Об этом не переставая говорит едва ли не единственный у нас широко слышный голос, отвечающий опыту исповедников ХХ века, - голос великого православного проповедника послекатастрофических лет, митрополита Сурожского Антония.

1. Все цитаты я привожу по одному изданию - книге Бонхёффер Д. Сопротивление и покорность. М.: “Прогресс”, 1994, включающей посмертно изданные друзьями Бонхёффера письма из заключения, в прекрасном переводе А. Б. Григорьева. Вступительная статья Е. В. Барабанова позволит читателю увидеть богословскую мысль Бонхёффера в широком контексте протестантской теологии ХХ века.
2. Это совпадение не кажется случайным. Русская религиозная мысль (а герой Пастернака задуман как ее представитель) оказала большое влияне на старших современников и учителей Бонхёффера, немецких богословов “диалектической теологии”.
3. С восхищением Бонхёффер читает в тюрьме исследование В. Ф. Отто “Боги Греции”, где классическое греческое язычество понято как “мир, вера которого вышла из богатства и глубины жизни, а не из ее забот и тоски”.
4. Это замечательное слово нашей актуальности приобрело последнюю определенность, когда “эффективным управлением” стали называть сталинское массовое истребление населения. Эффективное значит - произведенное по ту сторону добра и зла.
5. Цитирую по: Барабанов Е. О письмах из тюрьмы Дитриха Бонхёффера. - В кн.: Бонхёффер Д. Ук. изд.
6. Лозунг итальянских фашистов: “Credere, оbbedire, vincere”.
7. “Тот, кто не позволит никаким событиям лишить себя участия в ответственности за ход истории (ибо знает, что она возложена на него Богом), тот займет плодотворную позицию по отношению к историческим событиям - по ту сторону бесплодной критики и не менее бесплодного оппортунизма”.
8. “Мысли по поводу крещения Д. В. Р.”.
9. Две эти темы - изумительность, небывалость христианства и иоаннова тема жизни - составляют лейтмотив бесед патриарха Афинагора, записанных Оливье Клеманом (Оливье Клеман. Беседы с патриархом Афинагором. Пер. с франц. Владимира Зелинского. Брюссель, 1993). Ср. у Бонхёффера: “Христианство не состоит из запретов: оно есть жизнь, огонь, творение, озарение”. Афинагор, проживший долгую и внешне благополучную жизнь, не принадлежал к числу гонимых и мучеников ХХ века; его опыт - опыт монашеского молитвенного созерцания. “Открытие” христианства в минувшем веке происходило в разных обстоятельствах.
10. Я цитирую выступление С. С. Аверинцева на открытии Зала религиозной литературы в Библиотеке иностранной литературы (Москва, 1989) на основании собственной дневниковой записи.
11. “Спустя десять лет”
12.“Письма другу”.
13. “Мысли по поводу крещения Д. В. Р.”.
14. “Письма другу”.
15. Там же.
16. “Мысли по поводу крещения Д. В. Р.”
17.“Письма другу”.
18. Как неожиданно заметил прекрасный московский священник: “Но у Европы нет христианских корней! Корни ее языческие. Христианство не пускает корней. Оно выросло на библейском корне и привито народам, как диким маслинам”.
19. “Но что мы сделали из христианства? Религию закона и самодовольства!” - Оливье Клеман.
20. “Мысли по поводу крещения Д. В. Р.”.
21. “Принято было доверяться голосу разума. То, что подсказывала совесть, считали естественным и нужным. Смерть человека от руки другого была редкостью, из ряда вон выходящим явлением еtc. - Борис Пастернак. Доктор Живаго.
Ср. у Бонхёффера: “Мы постоянно переоценивали значение разума и справедливости в ходе истории…. В нашей жизни “враг” по существу не был какой-то реальностью” (“Мысли по поводу крещения Д. В. Р.”). В другом месте: “Фигура Иуды, столь непостижимая прежде, уже больше не чужда нам. Да, весь воздух, которым мы дышим, отравлен недоверием” (“Спустя десять лет”).
22. “Письма другу”. Письмо от 27.11.43.
23. Там же.
24. “Каким-то образом станет явной - для того, кто вообще способен видеть, - правдивость слов Псалмов; а слова Иеремии (45:5) нам придется повторять изо дня в день”.
25. “Письма другу”.
26.“Спустя десять лет”.

Семья и образование

Мемориал Дитриху Бонхёфферу во Вроцлаве

Родился в протестантской семье врача-невропатолога Карла Бонхёффера, в которой был шестым из восьми детей. Окончил гимназию (), изучал теологию в университетах Тюбингена и Берлина , ученик либеральных богословов Адольфа фон Гарнака , Рейнгольда Зееберга ; значительное влияние на его взгляды оказал теолог Карл Барт . В защитил дипломную работу, посвящённую философскому и догматическому исследованию фундаментальных категорий церковной социологии (Sanktorum communio). Доктор теологии ( ; тема диссертации: «Акт и бытие. Трансцендентальная философия и онтология в систематической теологии»).

Пастор

Память о Бонхёффере

Бонхёффер, Дитрих

В настоящее время Дитрих Бонхёффер является символом лютеранского мученичества в XX столетии. Его статуя, в числе изображений десяти христианских мучеников этого времени, помещена на западном фасаде Вестминстерского аббатства в Лондоне. Ряд приходских церквей названы в его память (Dietrich-Bonhoeffer-Kirche).

В память о Бонхёффере в Германии выпущена почтовая марка. Бонхёфферу посвящено одно из сочинений Оскара Готлиба Бларра ().

В широко отмечалось столетие со дня рождения Бонхёффера. По словам главы Евангелической Лютеранской Церкви Германии епископа Вольфганга Хубера (одного и редакторов полного собрания сочинений Бонхёффера), «он - святой, в протестантском значении этого слова».

Примечания

Библиография

• Sanctorum communio (1927)
• Акт и бытие (Akt und Sein, 1930)
• Хождение вслед (Nachfolge, 1934)
• Жизнь сообща (Gemeinsames Leben, 1938)
• Этика (Ethik, 1949)
• Сопротивление и покорность (Widerstand und Ergebung, 1951)

• Бонхёффер, Д. Следуя Христу. - М: Бук Чембэр Интернэшнл, 1992.
• Бонхёффер, Д. Сопротивление и покорность / Пер. с нем. А. Б. Григорьева.; вступ. ст. Е. В. Барабанова. - М.: Прогресс, 1994.
• Бонхёффер, Д. Хождение вслед / Пер. с нем. Г. М. Дашевского . - М.: Рос. гос. гуманитар. ун-т , 2002. - C. 226. ISBN 5-7281-0382-0
• Бонхёффер, Д. Жизнь в христианском общении / Пер. П. Ласточкина и Г. Ивановой; ред. М. Козлова
• Бонхёффер, Д. Псалтирь - библейский молитвенник; О душепопечении / Пер. с нем. А. Лейциной, Р. Штубеницкой. - М.: Нарния, 2006.
• Бонхёффер, Д. Сопротивление и покорность (Письма и заметки из тюремной камеры) // Вопросы философии . - 1989. - № 10. - С. 114-167. ; № 11. - С. 90-162.
• Бонхёффер, Д. Пища для ума (Фрагменты из тюремных писем) // Здравый смысл . - 2001. - № 17.
• Угринович, Д. М. «Безрелигиозное христианство» Д. Бонхеффера и его продолжателей // Вопросы философии . - 1968. - № 2. - С. 94-102.
• Барабанов, Е. В. О письмах из тюрьмы Дитриха Бонхеффера // Вопросы философии . - 1989. - № 10. - С. 106-113.
• Антропов, В. В. Этика и религия в «Безрелигиозном христианстве» Дитриха Бонхёффера // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. - 2005. - № 6. - С. 58-124.
• Седакова, Ольга. Дитрих Бонхёффер для нас // Континент . - 2008. - № 137.

Ссылки

Основные участники Заговора 20 июля 1944 года
Казнь / убийство
Самоубийство
Выжившие

Категории:

• Персоналии по алфавиту
• Родившиеся в 1906 году
• Родившиеся 4 февраля
• Родившиеся во Вроцлаве
• Христианские богословы
• Богословы XX века
• Богословы Германии
• Лютеранские теологи
• Англиканские святые
• Заговор 20 июля
• Умершие в Баварии
• Умершие 9 апреля
• Умершие в 1945 году
• Повешенные
• Движение Сопротивления в Германии
• Агенты спецслужб Третьего рейха
• Мемуаристы Германии
• Выпускники Тюбингенского университета

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Бонхёффер, Дитрих" в других словарях:

Дитрих Бонхёффер, август 1939 года Дитрих Бонхёффер (нем. Dietrich Bonhoeffer; 4 февраля 1906, Бреслау, ныне Вроцлав 9 апреля 1945, Флоссенбург, Бавария) немецкий лютеранский пастор, теолог, участник антинацистского заговора. Содержание … Википедия

- (Bonhoeffer) (1906 1945), немецкий протестантский богослов, один из руководителей Исповеднической церкви, противостоявшей гитлеровскому режиму и идеологии национал социализма. Арестован (апрель 1943), находился в заключении; казнён. * * *… … Энциклопедический словарь

- (Bonhoffer) (4. 2. 1906, Бреслау, ныне Вроцлав, 9. 4. 1945, концентрационный лагерь Флоссенбюрг), немецкий лютеранский теолог и религиозный мыслитель, участник движения Сопротивления. Ученик видного либерального теолога и историка Церкви А.… … Энциклопедия культурологии

Метаксас Э. Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха . М.: Эксмо, 2012.

Rubenstein, Richard L. Dietrich Bonhoeffer and Pope Pius XII . // Audio recording of The Century of Genocide Selected Papers from the 30th Anniversary Conference of the Annual Scholars" Conference on the Holocaust and the Churches. Merion Station, Penn.: Merion Westfield Press International, 2005. Pp. 193-218.

Христиане и язычники

Люди к Богу приходят, когда они в беде,
молят о помощи, просят счастья и хлеба,
избавления от болезней, вины и смерти.
И так поступают все, все - христиане и язычники.

Люди к Богу приходят, когда Он в беде,
находят Его в нищете, позоре, без крова и хлеба,
видят его подвластным греху, бессилию и смерти.
Христиане с Богом в Его страданиях.

Бог приходит ко всем людям, когда они в беде,
насыщает плоть и душу своим хлебом,
умирает на Кресте за христиан и язычников,
и прощает тех и других.

Это стихотворение написано 21 июля 1944, после того, как автор узнал о провале заговора адмирала Канариса 20 июля. К тому времени Дитрих уже больше года находился в заключении за свою антифашистскую деятельность.

О нем:

Выписки из кн. "Жить вместе" . Р. 04.02.1906, Бреслау. Уми. 09.04.1945, Флоссенбург. В семье 7 детей, отец врач-психиатр. От отца перенял (считал) реализм. Вырос в берлинском предместье, играл с детьми соседей- Гарнака и историка Ганса Делбрука.В 1928 викарий в Барселоне, 1929 вернулся в Берлин, год стажировался в Нью-Йорке, полюбил американских негров, свободу США. Германия, затем в 1933 его передача о Гитлере прервана, перебирается в Лондон, в 1935 едет возглавить тайную семинарию в Померании (Финкенвальд) - жизнь тут описан в книги "Жить вместе", 1938. В 1939 был в США, уговаривали остаться, но вернулся на одном из последних кораблей.

Из "Библиологического словаря"
священника Александра Меня
(Мень закончил работу над текстом к 1985 г.; словарь оп. в трех томах фондом Меня (СПб., 2002))

БОНХЁФФЕР (Bonhoeffer) Дитрих (1906-45), нем. лютеранский богослов. Род. в Бреслау в семье профессора психиатрии. Несмотря на религ. индифферентизм семьи, рано решил стать пастором. Изучал богословие в ун-тах Тюбингена и Берлина. Испытал влияние идей *Барта. Получив ученую степень, преподавал в Нью-Йоркской ДС (1930-31), после чего был пастором в учебных заведениях Берлина и Лондона. Занимался экуменич. деятельностью. Когда к власти пришел Гитлер, Б., человек глубокой веры, сильной воли, проникнутый живым нравств. чувством, не смог оставаться в бездействии и присоединился к антинацистской «Исповеднической церкви» (в к-рую входили *Борнкам, *Рад и др. богословы). Он создавал христ. группы, к-рые практиковали новые формы духовного общения, выступал с проповедями и докладами. Вскоре власти лишили его ученых степеней, запретили проповедовать, печататься и, наконец, выслали из Берлина. Несмотря на приглашение американских друзей, Б. остался в Германии, принял активное участие в антинацист. подполье. В 1943 был арестован вместе с членами заговора Канариса и за месяц до конца войны повешен.

В 1933 в Мюнхене вышла его книга «Творение и Грехопадение» («Sch"pfung und Fall»), впоследствии переизданная и переведенная на англ. яз. («Creation and Fall. A Theological Interpretation of Genesis 1-3», L., 1959), в к-рой Б. раскрывал смысловую структуру первых трех глав Кн.Бытия. Это была единств. его работа по Свящ. Писанию, изданная при жизни, если не считать проповедей на Ев. от Матфея, вошедших в книгу «Следование за Христом» («Nachfolge», MЃnch., 1937).

Одним из важнейших произведений протестантской мысли 20 в. стали посмертно опубликованные письма Б. из тюрьмы. В них отразился опыт богослова, оказавшегося среди людей, многие из к-рых не разделяли его веры. Сближение с ними привело Б. к выводу, что христиане утратили язык, понятный совр. миру. По убеждению Б., *Бультман, предложивший в 1941 *демифологизацию НЗ, «пошел недостаточно далеко», ибо вся традиционная церковность (в данном случае, протестантская), или, по выражению Б., «религиозность», перестала удовлетворять «повзрослевший» мир, готовый обойтись без религии. Б. поставил вопрос: как в таких условиях возвещать о Христе? Ответ, как ему казалось, он нашел в Библии, к-рая открывает Бога в конкретной жизненной реальности. Б. считал, что жизненная реальность далека от метафизики и не ограничивается личной религиозностью. «Нужно найти Бога в сердце нашей жизни, - писал Б., - в жизни, а не только в смерти, в силе и радости, а не только в страданиях, в наших делах, а не только в грехе».

*Нарративные части ВЗ, к-рые изображают человека во всей противоречивости его взлетов, падений и страстей, указывают на посюстороннюю жизнь как арену Божьих деяний. Бог не действует в какой-то автономной сфере; поэтому нельзя ограничить христ. *сотериологию рамками «религии». Подтверждение этому тезису Б. искал у ап. Павла. «Я думаю, - писал он, - что вопрос Павла, является ли обрезание необходимым для оправдания, стал сегодня вопросом о необходимости религии для спасения. Свобода от обрезания и есть свобода от религии». В письмах Б. наметил лишь контуры этого «безрелигиозного христианства», не успев развить своих мыслей до конца. Во всяком случае, он искренне верил, что свидетельство о Христе должно проявляться в следовании по Его крестному пути, во включении христ. идеалов в самую гущу «мирской» деятельности. При этом, говорил Б., «мы всегда должны жить в близости к Богу, потому что в этом новизна жизни; тогда не будет ничего невозможного, ибо с Богом все возможно; никакая земная сила не может коснуться нас без Его воли, и опасность лишь приближает нас к Нему. Мы не можем просить ничего для себя, но мы можем молиться за всех. Наша радость скрыта в страдании, наша жизнь - в смерти. Но всегда нас поддерживает чудесное братство. Все это благословил Бог во Иисусе, и это твердая основа, на которой мы стоим».

Идеи Б. оказали большое влияние на многих богословов, преимущественно протестантских (*Тиллих, *Эбелинг, *Робинсон Джон и др.). Однако было отмечено, что он скорее поставил вопросы о реинтерпретации Библии и христианства, чем разрешил их. Его мысль о «безрелигиозном христианстве», вопреки его намерению, была чревата отказом от важнейших догматов, учений и *символов Церкви, растворением христ. самосознания в общем потоке жизни и мысли. Б. прошел мимо сложной диалектики «мирского» и «священного», к-рая свойственна Писанию. Спорной является и его концепция о «повзрослевшем» мире. По иронии судьбы она была предложена им в годы господства тирании, нравств. одичания, политич. идолопоклонства и безумия.

u Gesammelte Schriften, Bd.1-4, MЃnch., 1958-61; Auf dem Wege zur Freiheit, B., 19606 (англ. пер.: The Way to Freedom, N.Y., 1966); в рус. пер.: Сопротивление и покорность. Письма из тюремной камеры, ВФ, 1989, № 10/11;

l Б а р а б а н о в Е.В., О письмах из тюрьмы Дитриха Б., ВФ, 1989, № 10/11; Д о б р е н ь к о в В.И., Совр. протестантский теологич. модернизм в США, М., 1980; Л ё в Ж., Дитрих Бонх‰ффер. Молиться среди людей, в его кн.: Великие учители молитвы, Брюссель, 1986; Л и л и е н ф е л ь д Ф. фон, Образцы евангелич. благочестия в ХХ в., БТ, сб. 10, 1973; *B r o w n R., After Bultmann, What?, СBQ, 1969, № 26; G o d s e y J.D., The Theology of Dietrich Bonhoeffer, Phil., 1960; M a r l ‚ R., Dietrich Bonhoeffer, P., 1967; ODCC, p.186; P e r r i n N., What is Redaction Criticism? Phil., 1982; RGG, Bd.7, S.29.

Сравнение переводов:

[нем. Bonhoeffer] Дитрих (4.02.1906, Бреслау (совр. Вроцлав, Польша) - 9.04.1945, концлагерь Флоссенбюрг), протестант. теолог; участник антифашистского Сопротивления в Германии.

Б. род. в семье известного проф. психиатрии К. Бонхёффера (кроме него у родителей было еще 7 детей). Семья была связана тесными духовными и родственными узами с видными деятелями науки и культуры, среди к-рых были А. фон Гарнак , Х. Дельбрюк и М. Планк. В 1912 г. семья переехала в Берлин, где Дитрих подружился с Х. фон Донаньи, сыном венг. композитора, ставшим впосл. мужем его сестры Кристины. В 1923 г. Б. начал свое образование на теологическом фак-те Тюбингенского ун-та, в 1924-1930 гг. (с перерывами) учился в Берлине; в 1927-1929 гг. служил викарием в Барселоне; в 1930 г. стажировался в Нью-Йорке (Union Theological Seminary), где познакомился с Райнхольдом Нибуром . В этот период Б. написал «Сommunio sanctorum» (1927) и «Akt und Sein» (Действие и бытие. 1929). Летом 1931 г. он вернулся в Берлин и получил место преподавателя систематической теологии в Берлинском ун-те. После назначения А. Гитлера канцлером Германии Б. выступил по радио на тему «Вождь и человек молодого поколения» и заявил, что, если вождь превращается в идола, он становится совратителем и оказывает преступное воздействие на тех, кто идет за ним. Передачу прервали, а Б. запретили выступать публично. Вместе с К. Бартом Б. вел борьбу с национал-социализмом, проникшим в Церковь, с движением «немецких христиан», к-рое провозгласило себя «Евангелической церковью германской нации», призванной явить миру «германского Христа». После победы на церковных выборах 1933 г. «немецкие христиане» ввели в церковные документы т. н. «арийский параграф», к-рый исключал «неарийцев» и людей, состоящих в браке с таковыми, из числа церковного клира. Весной того же года появилась статья Б. «Церковь и еврейский вопрос», где он резко выступил против подобных нововведений.

Осенью 1933 г. неск. пасторов объединились вокруг М. Нимёллера из Берлина-Далема и образовали т. н. Чрезвычайную пасторскую лигу, на основе к-рой весной 1934 г. была организована «Bekennende Kirche» (Исповедующая церковь). Орг-ция заявила о необходимости сохранения церковью своего суверенитета и невмешательства гос-ва в церковные дела, а также о незыблемости основных постулатов христ. веры и неизменности авторитета Библии (см. ст. Барменская декларация). В авг. 1934 г. Б. принял участие в заседании Всехристианского совета «Жизнь и деятельность» в Фанё (Дания), на к-ром была поддержана «Исповедующая церковь» в противовес движению «немецких христиан». Б. говорил о том, что христиане всего мира должны воспрепятствовать назревавшей опасности новой мировой войны. Покинув Германию, Б. служил пастором в Лондоне (1934-1935).

Вернувшись из Лондона, Б. присоединился к орг-ции «Исповедующая церковь», с 1935 по 1937 г. преподавал в ее семинарии в Финкенвальде (ныне Здрое под Щецином, Польша) и осуществлял связи этой орг-ции с зарубежными церковными центрами. В 1937-1938 гг. в работах «Nachfolge» (Следование) и «Gemeinsames Leben» (Совместная жизнь) он писал о соответствии церкви совр. задачам, критически отзывался о лютеран. теологии, в частности о т. н. «дешевой благодати», к-рая, по его мнению, являлась оправданием греха. К 1938 г. власти запретили Б. преподавать, выступать публично, публиковать к.-л. труды. Друзья, устроив ему лекционную поездку в США, надеялись, что он примет решение остаться там, но в авг. 1939 г. Б. вернулся в Германию, объясняя свое решение Нибуру тем, что «христиане в Германии стоят перед ужасной альтернативой: или желать поражения своей нации и тем самым дать возможность и дальше существовать христианской цивилизации, или хотеть победы и тем самым разрушить христианскую цивилизацию. Я знаю, какую из альтернатив я должен выбрать; но я не могу сделать этот выбор, находясь в безопасности» (Schleicher . S. 95; John . S. 32). Незадолго до начала войны друг и родственник Б. Донаньи был назначен в Отдел внешней разведки абвера, где он примкнул к участникам заговора против Гитлера, через него и Б. попал в круг заговорщиков, примыкавших к т. н. «консервативной оппозиции», целью к-рой было уничтожение Гитлера до того, как он приведет Германию к полному краху. По поручению Далемского крыла «Исповедующей церкви» Б. работал с Фрайбургским кружком, куда он привлек таких историков, как Г. Риттер, В. Онкен и др., для создания проекта послевоенного устройства евангелической Церкви и общественно-политического преобразования Германии. Б. прикомандировали к абверу и с этого времени, снабженный офиц. паспортами и визами, он неоднократно покидал Германию в поисках контактов с дружественными гражданскими и церковными кругами за рубежом. Одновременно он работал над «Этикой». С февр. 1941 по осень 1942 г. совершил ряд поездок в Швейцарию, Швецию, Норвегию, Данию. Весной 1942 г. в Швеции состоялась его встреча с Д. Беллом, еп. Чичестерским, другом и соратником по экуменическому движению. По поручению группы Канариса-Гёрделера он пытался через церковные круги убедить власти Великобритании в наличии внутренней оппозиции в Германии, к-рая хочет мира и восстановления демократии, и заручиться если не поддержкой, то хотя бы пониманием своей деятельности. Но министр иностранных дел Э. Иден заявил, что не в интересах англ. нации налаживать контакты с герм. оппозиционными кругами. Вместе с Донаньи весной 1942 г. Б. участвовал в подготовке покушения на Гитлера: в правительственный самолет была заложена бомба, к-рая не сработала, и фюрер остался жив. Через своего отца Б. сошелся с Вюртембергским еп. Д. Вурмом и вместе с ним помогал всем тем, кто по нацистским законам подлежал ликвидации. На Рождество 1942 г. Б. написал друзьям, участникам Сопротивления, послание под названием «10 лет спустя» (т. е. 10 лет существования нацистского режима), к-рое состояло из 16 небольших разделов под следующими заголовками: «Об успехе», «О глупости», «Доверие», «Будущее и современность», «Мы еще нужны?» и т. д. В этом произведении анализировалось то, что происходило в Германии, в душах людей, живших в этой стране. В янв. 1943 г. Б. обручился с Марией фон Ведемайер. В апр. 1943 г. он вместе с Донаньи и его женой Кристиной был арестован. Вскоре Кристину отпустили. Остальные были задержаны до выяснения обстоятельств. Сначала Б. предъявлялись обвинения в уклонении от службы в армии, в незаконных поездках за границу и в помощи евреям. Затем было предъявлено обвинение в разложении вермахта. Процесс над Б. и Донаньи так и не состоялся. В Тегеле, тюрьме абвера, Б. находился с 5 апр. по 8 окт. 1944 г., там он писал письма, теологические эссе, драмы, романы, стихи. После неудачного покушения на Гитлера, 20 июля 1944 г., были найдены документы, подтверждавшие участие Б. и Донаньи в заговоре против фюрера. Б. перевели в гестаповскую тюрьму на Принц-Альбрехт-штрассе и содержали в строгой изоляции, в марте 1945 г. Б. оказался в концлагере Бухенвальд. По словам англ. капитана П. Беста, встретившего его в Бухенвальде, Б. был одним из тех немногих людей, с к-рыми «их Бог действительно всегда был рядом». Затем Б. перевели во Флоссенбюрг (после недолгого пребывания в Шёнберге), где он был повешен. В одном из писем к Э. Бетге Б. писал, что никогда не жалел о том, что в 1939 г. вернулся в Германию, никогда не жалел о том, какой путь избрал, и ничего не хочет вычеркивать из своей жизни (Schleicher . S. 98). По воспоминаниям очевидцев, когда Б. увозили в Флоссенбюрг, он сказал: «Это конец, но для меня - начало жизни».

Лит.: John O . Dem Andenken Dietrich Bonhoeffers // Christlicher Widerstand gegen Faschismus. B., 1955; Bethge E . Dietrich Bonhoeffer: Eine Biographie. Münch., 1978; Schleicher H . W . Dietrich Bonhoeffer // 20 Juli: Portraits des Widerstands. Düssеldorf; W., 1984; Strohm Ch . Der Widerstandskreis um D. Bonhoeffer und H. von Dohnanyi: Seine Voraussetzungen zur Zeit der Machtergreifung // Der Widerstand gegen den Nationalsozialismus: Die deutsche Gesellschaft und der Widerstand gegen Hitler. Münch.; Zürich, 19862. S. 299-301; Бровко Л . Н . Дитрих Бонхёффер: протестантская теология и фашизм // Религии мира: История и современность. М., 1999. С. 98-103.

Л. Н. Бровко

Всемирную известность Б. получил благодаря книгам, вышедшим уже после его смерти: в 1949 г. была опубликована «Этика», в 1951 г.- «Widerstand und Ergebung» (Сопротивление и покорность), в к-рой собраны заметки и письма из тюрьмы. Размышления Б., касающиеся нерелиг. интерпретации Евангелия, вызвали широкий интерес и бурную полемику благодаря книге англикан. еп. Вулиджского Д. Робинсона «Быть честным перед Богом». Идеи Б., изложенные в «Сопротивлении и покорности», вдохновили движение молодых протестант. теологов 60-х гг., известное как «теология смерти Бога» (см. ст. Безрелигиозное христианство), а в более широком масштабе привели к появлению т. н. «теологий родительного падежа» (Genetivtheologie): теологии надежды, теологии истории, теологии освобождения и т. д. По существу это была попытка осмыслить опыт секуляризации совр. сознания, направленная против господствовавшего на Западе в послевоенной философии и теологии экзистенциализма, стремления интерпретировать христ. веру в духе предельного субъективизма и ее приватизации. Б. продолжил начатые Бартом и «диалектической теологией» поиски места христианства в изменившемся, ставшем «совершеннолетним» мире. Теология Б. вышла за рамки лютеран. догматической традиции и выдвинула требование светской интерпретации Евангелия и вовлечения христианства в политическую жизнь. Сам он реализовал это требование в теологическом обосновании антинацистского Сопротивления, логика и тактика к-рого были им продуманы.

Центральной темой для Б. стал вопрос, как в христ. вере воплощен опыт совр. человека, «кто еще может верить, что Христос правит нами и нашей жизнью» (Бонхёффер . С. 66). В 1943 г. в тюрьме он как теолог озабочен тем, чтобы, пережив ужасы военной поры, «мы смогли на почве христианства возродить жизнь народов - как внутреннюю, так и внешнюю» (С.126), поэтому именно в тот момент, в разгар войны, необходимо понять, что значит быть христианином в секулярном мире, «относя себя всецело к миру», в противном случае мир в известной степени оказывается самодостаточным и предоставленным самому себе. Как теолог он дает ответ: «Мы должны жить, справляясь с жизнью без Бога», «перед Богом и с Богом мы живем без Бога» (С. 264). «Жизнь без Бога» - феномен секуляризации, к-рый означает, во-первых, отказ от весьма распространенных попыток использовать Бога в качестве средства, «рабочей гипотезы» для объяснения мира. Не только в решаемых естественными науками проблемах познания имманентных миру законов, но и в общечеловеческих проблемах смерти, страдания и вины в наше время создалась ситуация, когда для всех этих вопросов имеются человеческие ответы, к-рые могут совершенно не учитывать Бога. Люди фактически справляются с этими вопросами без привлечения Бога. Вовсе не соответствует истине мнение, что только христианство имело для этих вопросов решения: «христианские ответы столь же неубедительны (или столь же убедительны), как и остальные решения» (с. 233). Настоящая задача для христ. теологии - найти Бога в том, что мы познаем, а не в том, что мы не познаем: «Бог хочет быть постигнутым нами не в нерешенных вопросах, а в решенных», «он пришел к нам совсем не для того, чтобы отвечать на нерешенные вопросы» (Там же). Бог - не «затычка» для заполнения пробелов, нерешенных сегодня наукой мировых загадок. Эти пробелы ликвидируются в процессе развития научного знания. Следует признать, что наука основывается на сознательно принятом ею атеистическом методе познания: она объясняет мир из него самого, не ссылаясь на Бога.Во-вторых,нужно отказаться и от «Бога» как средства удовлетворения человеческой потребности в безопасности или спасательном выходе на случай «аварийных ситуаций». Б. решительно отвергает такого рода учения о Провидении, с его т. зр. до- и внехрист., но утвердившиеся весьма прочно и внутри христианства. Он говорит о коренном отличии христианства от всех религий, к-рые учат человека уповать в его бедах на могущество Бога в мире и верить в deus ex machina - того «бога из машины», фигуру к-рого когда-то поднимали над сценой в греч. трагедиях для решения неразрешимого конфликта. Б. продолжает начатую К. Бартом критику «религии» как человеческой интерпретации христ. веры. В отличие от языческих богов христ. Бог, по убеждению Б., бессилен и слаб в мире, он «позволяет вытеснить себя из мира на Крест» (С. 264); но именно в этом и только через это Он с нами и помогает нам: не своим всесилием, а своей слабостью давая нам понять, что мы должны жить самостоятельно, как достигшие совершеннолетия люди, не прибегая к «религиозному алиби» - не снимая с себя ответственности и не прикрываясь тем, что до нас и без нас «все уже решено на небесах». «Религиозные люди» говорят о Боге, когда пасуют перед трудностями, перед лицом человеческого бессилия, т. е. эксплуатируя человеческие слабости. Б., напротив, хочет, чтобы христианство преодолело такую «религиозность», чтобы оно сохраняло свое значение для людей и тогда, когда они могут перестать быть «религиозными»; оно должно быть нужным людям не только в минуты их слабости, но и в те моменты, когда они успешно справляются со своими проблемами. Он полагает, что мир приближается к абсолютно безрелиг. периоду и христианство больше не может исходить из признания «априорной религиозности» людей. Человек не религиозен просто «по определению». Даже большинство тех, кто вполне искренне и честно называют себя «религиозными», в наше время «не практикуют религию никоим образом». Христос может стать Господом и для этих людей, ставших в совершеннолетнем мире безрелиг., полагает Б., если понять, что религия представляет собой лишь внешнюю оболочку христианства, к-рая в разные времена выглядела по-разному. Поэтому быть христианином - значит быть человеком, не считая себя избранником в религ. плане, а «относя себя всецело к миру»: «христианином человек становится не в религиозном обряде, а участвуя в страданиях Бога в мирской жизни» (с. 267). Вера - не особый религ. акт «религиозных людей», а жизненный акт: Христос призывает не к новой религии, а к жизни - жизни в соучастии в бессилии Бога в мире. «Совершеннолетний мир безбожнее несовершеннолетнего, но именно поэтому, наверное, ближе к Богу» (С. 268). Для религ. познания Бога в духе протестант. теологии, основывающей понятие Бога на метафизической онтологии, достаточно разума. Б. знает только один путь к Богу, если он не превращен в религ. понятие,- путь веры. Основа его понимания христианства - sola fide. Мышление «из веры» противоположно как религиозно-теистическому, так и секулярно-атеистическому мировоззрению. Секуляризация в понимании Б. не противопоставляет вере неверие. Она ставит в качестве центрального вопрос о том, как можно «научиться вере», и ставит его т. о. в совершеннолетнем мире - «только в полной посюсторонности жизни» (С. 271), в опыте радикальной близости веры «светской», профанной жизни. С т. зр. Б., вера не только не требует отказа от автономии, но и сама ведет к сознательному и ответственному ее принятию человеком.

Соч.: Communio sanctorum. B., 1927; Akt und Sein. B., 1931; Nachfolge. Münch., 1937; Gemeinames Leben. Münch., 1939; Ethik. Münch., 1949; Widerstand und Ergebung. Münch., 1951; Gesammelte Werke. Gütersloh; Münch., 1958-1961. 4 bde; Следуя Христу. М., 1992; Сопротивление и покорность / Пер. А. Григорьева. М., 1994. С. 221-235; Хождение вслед. М., 2002.

В. И. Гараджа

См. Лев Ж. Дитрих Бонхёффер: Молиться среди людей // Великие учители молитвы. Брюссель: «Жизнь с Богом», 1986.- Ред.). Хотя некоторые стороны его жизни могут служить примером, но еще большой вопрос, был ли Бонхоффер христианином.

Я натолкнулся на такие оценки Бонхоффера:

— Дитрих Бонхоффер (Dietrich Bonhoeffer) (1906-1945) был редкой личностью. Он поднялся над уровнем обычного человеческого существования, потому что поступал так, как учил. Его последняя книга «Этика» (Ethik) осталась незаконченной, потому что он был казнен в нацистской тюрьме за то, что он жил в соответствии с той этикой, которую он исповедовал. В «Этике» Бонхоффер утверждает: «Этика – это смелая решимость говорить о том, как образ Иисуса Христа воплощается в нашем мире, говорить не абстрактно и казуистически, не догматично и не чисто спекулятивно». Отчасти именно потому, что его богословие не допускало спекулятивной этики, Бонхоффер вернулся из безопасного Нью-Йорка в Германию, где царил обезумевший национал-социализм. В Германии, вместе с Мартином Нимёллером и Карлом Бартом, он стал лидером Конфессиональной (исповеднической) церкви, противостоящей национал-социализму и выступающей в защиту еврейского народа. Его усилия привели к тому, что он был арестован в 1943 г. В то самое время, когда Вторая Мировая война уже завершалась, Бонхоффер был повешен в концлагере Флоссенбург. Дитрих Бонхоффер знал, что такое быть учеником Христа. То, что написано им в «Этике», имеет ценность для всех людей, независимо от их исповедания. «Этика» написана человеком твердых убеждений. Эта книга вдохновляет на нравственный подвиг.

— Дитрих Бонхоффер – немецкий богослов, представитель «нео-православия» (течение в лютеранском богословии перв. пол. и сер. XX века.- Ред.), пастор, проповедник, радиоведущий, а также плодовитый автор 30-сер. 40-х гг. Его деятельность приходится на время возвышения, правления и падения Адольфа Гитлера. Бонхоффер был под большим влиянием «нео-православной» мысли, богословия и терминологии, и прежде всего главного богослова этого направления — Карла Барта (1886-1968).

— Сочинения Бонхоффера привели к возникновению богословия «смерти Бога», которая была популяризирована в 60-х гг. XX века англиканским епископом А.Т. Робинсоном. Бонхоффер не придерживался буквы Писания и вытекающих из Библии фундаментальных истин веры. Его можно охарактеризовать как религиозного гуманиста, противопоставляющего исторического Христа – Христу, исповедуемому в Христианстве (Letters and Papers from Prison, ed. Eberhard Bethge, New York: Macmillan Co., 1972, pp. 9-12).

— Бонхоффер с готовностью признавал влияние либерального богословия на его мировоззрение. Объявляя, что невозможно познать объективную истину относительно подлинной природы и сущности Христа, Бонхоффер провозглашал, что Бог умер. Более того, Бонхоффер верил, что подлинный христианин – это верующий, который без остатка погружен в светский мир, и таким образом превращающийся в мирского христианина. Отвергая объективные и неизменные нравственные установления Библии, Бонхоффер провозглашал ситуационистскую мораль – то есть, что добро и зло определяются лишь «тем, что любовь требует в каждый отдельный момент».

— Сын берлинского профессора психиатрии, Бонхоффер изучал богословие в Тюбингенском и Берлинском университетах, а также в Богословской семинарии в Нью-Йорке (Union Theological Seminary). Когда в 1933 г. Гитлер пришел к власти, Бонхоффер, помощник капеллана и преподаватель Берлинского университета, присоединился к антифашистской борьбе внутри Церкви. В 1935 г. он был назначен руководителем Финкенвальдской семинарии «исповеднической церкви», которая в 1937 г. была закрыта властями. В 1939 г. Бонхоффер отказался от предоставленной ему возможности уехать преподавать в США. Он был убежден, что должен бороться с трудностями вместе с христианами в Германии.

— Вернувшись (из поездок по Европе) в Германию во время Второй Мировой войны, Бонхоффер столкнулся с запретом на проповедь и публицистическую деятельность. Хотя он объявлял себя последователем Ганди и исповедовал ненасилие, Бонхоффер по сути стал двойным агентом, работая как на антифашистское подполье, так и на немецкие военные структуры. В конце концов, Бонхоффер примкнул к заговору с целью убийства Гитлера. Хотя, по мнению некоторых, Бонхоффер и Мартин Нимёллер придерживались антисемитских воззрений, они рисковали своей жизнью, чтобы помочь евреям во время Холокоста. Они также мужественно и деятельно противостояли нацизму. Бонхоффер был арестован в 1943 г. за участие в переправке четырнадцати евреев в Швейцарию. Он был повешен нацистами в Флоссенбурге 9 апреля 1945 г.

— Бонхоффер был казнен, когда ему было всего 39 лет, но он оставил после себя богатое литературное наследие, среди которого наиболее известны сочинения: Sanctorum Communio, Akt und Sein, Nachfolge, Gemeinsames Leben,- а также письма, рукописи и записки, опубликованные посмертно его другом и биографом Э. Бетге (Eberhard Bethge).

— Хотя Бонхоффер был представителем своеобразного «нео-православного» экзистенциализма, его сочинения приобрели популярность в христианской среде благодаря его горячему благочестию, его преданности Христу и призыву пострадать ради Христа. Его религиозная терминология выглядит евангелической, но существом его богословия является экзистенциализм. Несмотря на это и сегодня есть те, кто продолжает представлять Бонхоффера в качестве подлинного Христианского героя (например, на сайте Christianity Today)… Все эти похвалы в адрес Бонхоффера совершенно неуместны.

— Краткое изложение того, во что верил и что исповедовал Бонхоффер, составленное по его сочинениям:

1. Он верил, что Бог учит нас, что мы должны жить как те, кто прекрасно может обойтись без Бога. Бог, Который с нами, это Бог, Который нас оставил . Бонхоффер также верил, что понятие о Боге, как о Верховном Существе, абсолютном в Его всесилии и благости , является ложной концепцией трансцендентности , и что необходимо отбросить, или устранить насколько возможно, Бога как рабочую гипотезу в области морали, политики и науки (Letters and Papers from Prison, S.C.M. Press edition, Great Britain: Fontana Books, 1953, pp. 122, 164, 360).

2. Он верил, что человечество настолько развилось, что более не нуждается в религии. Религия для Бонхоффера есть лишь фальшивое облачение подлинной веры, поэтому он предлагал создать безрелигиозное Христианство . Согласно Бонхофферу, принадлежность к Христианству определяется не верой, но делами, участием в страдании Бога в жизни мира сего (Letters and Papers from Prison, S.C.M. Press edition, Great Britain: Fontana Books, 1953, p. 163). Поздние сочинения Бонхоффера источником марксистского «богословия освобождения»…

3. Он отказывался обсуждать рождество Христово, Его отношение к Отцу, Его две природы и даже отношения двух природ. Бонхоффер твердо настаивал на том, что невозможно постичь объективную истину о Христе, как Боге или человеке (Christ the Center, pp. 30, 88, 100-101).

4. Он подвергал сомнению, а по сути отрицал, непорочное Рождение Христа от Девы Марии (The Cost of Discipleship, p. 215).

5. Он отрицал Божество Христа. Он отстаивал мысль о том, что Иисус Христос сегодня – это не реальная Личность, а соборное присутствие (Testimony to Freedom, pp. 75-76; Christ the Center, p. 58).

6. Он отрицал безгрешность человеческой природы Спасителя и также отрицал безгрешность Его поступков во время Его земной жизни (Christ the Center, pp. 108-109).

7. Он верил, что Христос существует в трех формах откровения – как Слово, как таинство и как церковь. Исходя из того, что Христос есть церковь, он приходил к тому, что все члены церкви идентичны со Христом (Christ the Center, p. 58; The Cost of Discipleship, p. 217). Это является пантеизмом.

8. Он верил, что Христианство не эксклюзивно, то есть Христос не является единственным путем к Богу (Testimony to Freedom, pp. 55-56).

9. Он был значительной фигурой в раннем экуменическом движении, что явствует из его контактов с «Всемирным Союзом для осуществления содружества народов через Церкви» (предшественником отступнического Мирового совета церквей (), с Union Theological Seminary и (который впоследствии стал первым генеральным секретарем ) (Testimony to Freedom, pp. 22, 212, 568). Бонхоффер участвовал также в переговорах с католиками, что предвещало широкий экуменизм времени после II Ватиканского собора.

10. Он был сторонником теории эволюции (No Rusty Swords, p. 143), и верил, что книга Бытия наивна с научной точки зрения и полна мифов (Creation and Fall: A Theological Interpretation of Genesis 1-3).

11. Он придерживался «нео-православного» богословия и «нео-православной» терминологии в учении о спасении (Testimony to Freedom, p. 130)… отрицал личное спасение (Letters and Papers from Prison, Macmillan, p. 156).

12. Он крайне низко оценивал Ветхий Завет: вера Ветхого Завета — это не религия спасения (Letters and Papers from Prison, S.C.M. Press edition, Great Britain: Fontana Books, 1953, p. 112).

13. Он не верил в богодухновенность Писания, считая Библию лишь «свидетельством» о Слове Божием, которое становится Словом Божиим только, когда оно «говорит» отдельному человеку; в противном случае Писание остается лишь словами человеческими men (Testimony to Freedom, pp. 9, 104; Sanctorum Communio, p. 161). Для Бонхоффера Библия должна толковаться как свидетельство, а не как книга премудрости, книга учения, книга вечной истины (No Rusty Swords, p. 118). Он также верил в ценность гиперкритицизма (Christ the Center, pp. 73-74), который на самом деле является отрицанием безошибочной истинности и подлинности Библии

14. Он не верил в воскресение Христа во плоти. Бонхоффер верил, что «историчность» Воскресения относится к области двусмысленности и является одним из «мифологических» элементов Христианства, который должен быть истолкован таким образом, чтобы религия не становилась предварительным условием веры . Он также верил, что вера в Воскресение не является решением проблемы смерти , и что чудеса и Вознесение Христово также являются «мифологическими концепциями» (Christ the Center, p. 112; Letters and Papers from Prison, S.C.M. Press edition, Great Britain: Fontana Books, 1953, pp. 93-94, 110).

— «Если вы считаете, что полезную для здоровья еду следует искать в помойном ведре, тогда можно поискать некие хорошие вещи в Бонхоффере, но если глупо и опасно ожидать, что здоровое питание находится в помойке, тогда Бонхоффера следует полностью отвергнуть и осудить как богохульство. Его сочинения – хуже мусора» (Dr. G. Archer Weniger. FBF Information Bulletin , May 1977, p. 12).

Тимоти Дэвис